Семёнов Юлиан — Пароль не нужен

1921–1922 годы. Не успев перевести дух после командировки в Ревель, Всеволод Владимиров получает очередное задание. На этот раз его путь лежит во Владивосток. Сложившаяся там обстановка, прямо скажем, непростая. С одной стороны, переворот и захват власти знатным купцом Меркуловым, с другой — японо-американские разногласия.
Молодому чекисту предстоит разобраться в напряжённой политической ситуации, сложившейся на Дальнем Востоке изнутри, из самого «мозга белого движения» и дать свои прогнозы на будущее, даже если они окажутся абсолютно беспощадными и нелицеприятными для Советского правительства.

Секретарша принесла последние газеты. Исаев и Фривейский профессионально быстро проглядели полосы. Фривейский усмехнулся.
— Послушайте, какую заметку тиснул ваш орган: «Загубили, суки, загубили! От тюрьмы, как и от сумы…»
Исаев и сам увидел заметку, сообщающую о похоронах Васильева — красного лидера. Он тоже рассмеялся вровень с Фривейским: смешок, смех, хохот; спрятал газету в карман и ушёл, рассеянно раскланиваясь на лестнице со знакомыми.
А в редакции заврекламой визгливо кричал, оправдываясь:
— А откуда я знал, что контрразведка рассердится?! Мне важно, чтобы не рассердились подписчики! Тоже мне, понимаешь, Наты Пинкертоны!
Заместитель редактора, распекавший рекламу, басил:
— Не визжи! Отвечать приходится мне — по телефону. А вот в девять часов завтра ты будешь им отвечать не по телефону, а в комнате номер семь, на 
Полтавской, три.
— Что за вопли? — спросил вошедший Исаев. — Как я понял, случилось нечто непоправимое.
— Откуда я знал, что тот тип филер?! — жалко кричал заврекламой. — Откуда я знал, что это из охранного?!
— Вы поменьше об этом распространяйтесь, — посоветовал замредактора, — а то вам наверняка шею свернут. «Загубили, суки, загубили!».
— Гиацинтов обижен, что их контору назвали сучьей? — поинтересовался Исаев.
— Да нет! Совсем наоборот! Их возмутила фривольность тона о погибшем Васильеве!
По-прежнему усмехаясь, Исаев вышел из кабинета и неторопливо отправился в кафе «Банзай». Там он сел в уголке за бамбуковой перегородкой. Вскоре пришёл Чен. Они молча переглянулись. Исаев раскуривал сигарету и шептал, пока лицо его было скрыто в пахучем голубом дыму:
— Предупредите подполье, что похороны Васильева — провокация. Никто не должен идти на кладбище…